С какой-то стати Даше захотелось коснуться своей сущности Целителя Душ. Она так и сделала, принявшись купаться в бьющихся вокруг волнах счастья и радости. И счастливо смеялась, пока случайно не коснулась продолжающего улыбаться Командора. И взвыла. Адская, невыносимая боль ударила по каждому нерву девушки, мышцы скрутились в жгуты, в голове взорвался раскаленный шар.
Она попыталась выкарабкаться из распахнувшегося под ней страшного, черного, мертвенного омута, куда ее затягивало, но не смогла, с каждым мгновением погружаясь все глубже. Даша не видела, как к ней бросились брат с Никитой, не видела, что бьется в корчах возле кресла. Внезапно ее толчком вышвырнуло на поверхность, и она пронзительно завизжала. И сразу же замолчала, поняв, что все закончилось. Рядом стоял Командор и что-то делал с ней.
– Дурочка маленькая… – в эмообразе Мастера пылала укоризна. – И как тебе только в голову взбрело ко мне после Посвящения прикасаться? Никогда так не делай, малышка. Для Целителя Душ это смертельно, запомни раз и навсегда. Счастье, что я вовремя спохватился…
– А то что? – побледнел Николай.
– А то бы мы ее потеряли, – вздохнул Мастер. – Тра-Лгаа, быстрее сюда. Ты мне срочно нужна.
Он отправил эмообраз куда-то в пространство, и через несколько минут из гиперперехода вынырнула небольшая сине-желто-алая арахна, покрытая длинной, мягкой шерсткой.
– Что случилось, Мастер? – встревоженно спросила она.
– Целитель Душ коснулась меня после Посвящения… – вздохнул тот. – Ты о ней уже слышала, Даша, твоя будущая ученица.
– Ты успел ее остановить?!
– Успел. Слава Создателю. Но дальше девочку вытаскивать тебе, сама понимаешь.
– Да уж понимаю… – эмообраз Тра-Лгаа пылал всеми цветами озабоченности. – Угораздило же ее! Так, кто-нибудь берите ее и несите за мной.
Даша ничего не слышала, потеряв сознание. Николай с Никитой подхватили девушку и унесли вслед за арахной, скрывшейся в гиперпереходе. Командор вздохнул. Потом посмотрел на Врайлу и проворчал:
– Хорошо хоть ты такого делать не стала…
– Да я… – смутилась орчанка, никак не ждавшая, что на нее обратит внимание сам Мастер.
– Надо было мне предупредить… – вздохнул Илар. – Не подумал. Представить не мог, что найдется Целитель Душ, способный пробить мой щит. Мне такого встречать еще не доводилось. Даша – уникум.
Он вздрогнул. Кержак понял, что Командор на грани потери сознания, что он едва стоит на ногах, удерживая свои щиты из последних сил. Орк укоризненно покачал головой.
– Не мучай себя, – проворчал он. – Иди в эту свою каютку и хоть щиты сними, у тебя совсем не осталось сил, рухнешь сейчас. Двадцать тысяч лет, а ведешь себя как неразумный мальчишка.
– Ты прав, – устало улыбнулся Илар. – Извините меня, дети мои, но я должен вас покинуть.
Он наклонил голову и исчез. Через несколько секунд его присутствие перестало ощущаться вообще. Кержак кивнул своим мыслям – похоже, зашел в каюту с теуровыми стенами. Шаман поежился, попытавшись представить себе, что чувствует сейчас Мастер. Не дай Создатель такой радости!
Вскоре вернулись Николай с Никитой, и на них накинулись с распросами.
– Тра-Лгаа обещала, что через пару часов все будет в порядке, – ответил Николай, поискав глазами учителя. – Даше еще необходимо пережить первичное слияние – то, что сейчас с нами всеми происходит.
Действительно, мало кто понимал, где сейчас его чувства, а где чувства соседа. Никита ощущал Лави полностью, никогда и представить не мог, что сможет понять все, что чувствует женщина, стать с ней единым целым. Неприятное происшествие быстро забылось, и счастливый смех снова прокатывался над палубами астропорта.
Каждый, конечно, знал, что Командор сейчас кричит от боли, но ничего не мог с собой поделать и все равно смеялся. Это было нечто сильнее самой души разумного, нечто, превышающее саму жизнь и даже любовь. Самые неприятные мысли не могли поколебать уверенность в том, что все вокруг тебя любят. Любят такого, каков ты есть на самом деле. Из самых дальних закутков души каждого новичка выбирались желания, порой очень странные желания.
Привычных комплексов и ограничений не стало, они исчезли, как туман под солнцем. Ни один не боялся признаться в том, что ему хочется того или иного. И ни один не осуждал другого. Не мог, потому что чувствовал все, что чувствует этот другой, и понимал его, как самого себя. Большинство того, что казалось людям важным раньше, потеряло значение. Единственное, что было совершенно невозможно, невозможно в принципе – это насилие. Навязывание другому того, чего он не хотел.
Довольно скалящегося Кержака утащили куда-то две круглоглазые сестренки-близняшки с Тиума. Никита исчез вместе с Лави, Николай что-то нежно нашептывал на ухо совершенно счастливой Равле. Возле них почему-то крутилась прядущая ушами перевозбужденная Миримель. Алексей Игоревич тоже ушел с какой-то молодой женщиной. Ник пыхал сигарой и что-то рассказывал доброму десятку сгрудившихся вокруг него девушек. Они то и дело взрывались хохотом и махали руками на бывшего красного комиссара. Тот довольно скалился и снова сплетал эмообраз, от которого все вокруг покатывались со смеху.
Люди пили, веселились, любили друг друга. Понятие стыда исчезло для них в этот день. Слияние, первый день после Посвящения. У каждого аарн этот день оставался в памяти как самое восхитительное переживание в жизни. Острота чувств была слишком велика, люди и гварды часто вопили что-то восторженное, пели, прыгали, носились по астропорту, и все встречные с радостью улыбались им, принимая как должное самые дикие выходки. В день Слияния новичкам позволялось все. Праздник продолжался, и мир вокруг ласково улыбался своим глупым еще, но любимым детям.